Путь вновь выдался очень утомительным и долгим, но, несмотря на тяжесть путешествия, Жорж радовался тому, что он имел возможность посмотреть Италию с различных ракурсов. Всю свою жизнь он редко выбирался за границы Франции. Последнее время только в качестве дипломата и военного командира. Сказать честно, Амбуаз не был таким уж опытным военным тактиком, но у него имелся кое-какой опыт в этом направлении, к тому же у него было несколько маршалов. Теперь, когда Милан был захвачен, французская стража заменила миланскую, а тиран Людовико Сфорца был уничтожен, всей династии его оставалось жить не так уж и долго, Жорж мог себе позволить просто постранствовать. Он мог бы отправить в Пезаро отряд во главе с доверенным человеком, но решил сам разобраться с Джованни. Какая ему выпадет честь однако. Министр Франции снизошел до простого графа. Впрочем, архиепископу было по дороге, тем более леса в этих краях были просто невероятной красоты. Он хотел отдохнуть от государственной суеты и пожить хоть бы пару месяцев в свое удовольствие, а сделать это можно было только вдали от собственной страны. Нет, Жорж любил ее и делал все ради нее и своего лучшего друга короля, но иногда хотелось побыть в стороне от всего этого, чтобы с новыми силами бросится в бой за место под солнцем. Сколько же они вместе с Людовиком были вынуждены перетерпеть чтобы стать во Франции настолько могущественными лицами, знает только Господь. Теперь их жизнь, после череды неудач, должна по праву быть достойной. Король Франции и Неаполя, прекрасный титул для монарха такой сильной страны. Но нельзя опускать из вида и врагов, зависть которых может становится с каждым годом все сильнее. Вовремя поездки Жорж не опускал возможности буднично трепаться с Лукрецией, рассказывая ей о Франции, но больше всего об Нормандии, где у него была самая богатая архиепархия. Амбуаз рассказал девушке о том, что туманы и холодный дождь редко покидают Руан, но зато в его порты прибывают венецианские и флорентийские корабли, где покупают ткани. А еще там ловят рыбу просто невероятными партиями. Жорж не удержался похвастаться, что его собственное состояние насчитывает миллионы, а еще он рассказал о Жанне д'Арк о том, что она была сожжена в самом Руане. После завтрака Амбуаз играл с Лукрецией в шахматы, получалось у нее это гораздо лучше, чем раньше, но ей еще не хватало сноровки и опыта. Ничего, научится со временем и когда-нибудь обыграет министра, о чем он думал не без довольной мысленной улыбки. Отношения между ним и папской дочерью стали более легкими и теплыми, хотя все же оставались такими же отстраненными. До границ Пезаро они так и не добрались, но за пару миль Жорж приказал остановится в лесу и заночевать в нем. Тем более уже темнело и ехать в темноте как-то не хотелось. Завтра днем нужно будет обдумать дальнейшие действия. Амбуаз хотел бы приехать в замок как гость, но понимал, что ему не откроют и тем более не будут рады, потому придется "выбивать тараном закрытую перед носом дверь". Для стоянки выбрали огромную поляну, но пришлось потеснится, так как разместить пятьдесят человек одних только солдат, это не считая слуг, сопровождения и прочих, было достаточно сложно. Кареты были поставлены по краю, чтобы в середине можно было разжечь костры и разбить пару палаток. Часть гвардейцев отправили в дозор, остальные разбрелись по своим делам. Слуг запрягли разжигать очаги и готовить еду. Те девушки, которых купили во Флоренции уже не были похожи на оборванок. Их причесали, приодели в платья и несколько пожилых женщин обучали их каждый день основам этикета и нравов, а так же, для начала, фразам на французском. Жорж выбрался из кареты наружу и с наслаждением потянулся. Наконец-то не укачивает. От долгого путешествия у него затекли ноги. Чтобы разогнать кровь по жилам церковник начал ходить туда сюда, растирая ладонями бедра. Он почувствовал запах костра и довольно поморщился. Скоро значит будет сытный ужин. Что там интересно? День не был постным, а значит это будет что-нибудь из дичи. Вон уже пятеро гвардейцев отправились в лес, возможно, они что-нибудь да принесут. Стоило запастись во Флоренции большим количеством припасов, а то из всего этого осталось лишь вяленое мясо и рыба, да крупы. Нужно будет заехать в какой-нибудь город по дороге в Милан и докупить нужное. Амбуаз снял с головы фиолетовую берету, расстегнул застежки моцетты на плечах и, кинув их на сидение, отправился проведать своего коня. Сумрак находился отдельно от всех остальных лошадей, так как отличался буйным нравом, укротить который мог только его хозяин. Жоржу было очень жалко коня потому что тот был вынужден идти привязанный, вместе с запасными лошадьми, около повозок, а не ехать под седоком. Увидев Амбуза конь встрепенулся, отвел глаза и отвернулся мордой к дереву, около которого и был аккуратно привязан за уздечку из простой веревки.
- Ты мой хороший - громко произнес министр, а затем засвистел протяжно, Сумрак, фыркнув, недовольно дернул хвостом. Обижен, определенно. Он все засматривался на белую лошадку Лукреции Борджиа по кличке Лилия, но ему запрещали к ней подходить близко, чем конь был не очень доволен. Он едва дотягивался до белой гривы Лилии, жевал ее иногда и призывно заглядывал в глаза. Жорж подошел поближе к коню и стал гладить его между глазами, чуть выше носа, приговаривая что-то не незнакомом языке, на османском. Министр знал только несколько фраз и им его научили только для того, чтобы успокаивать Сумрака. Все же его родина именно там. Хотелось прокатится немного. Заходящее солнце еще освещало поляну. С ее краю была дорога ведущая на тракт, затем еще несколько троп. Тут, неподалеку, расстилалось заброшенное поле, можно использовать его для выгула лошадей. Жорж распорядился передать пажу, которые вечно бегали за ним, словно хвосты, чтобы тот сообщил Лукреции о том, что архиепископ поедет кататься верхом, и если она захочет может присоединится к нему. Он подозвал конюха и тот стал запрягать Сумрака, надел уздечку и отвязал от дерева. Паж подставил две сложенные ладони под ногу Амбуазу и тот ловко забрался в седло, усевшись в нем поудобнее. Как же он скучал по чувству настоящей свободы. Дернув за поводья Жорж направил коня вперед, к тропе, уходящей в сторону поля. Пока ужин готовят слуги, можно провести свое время в удовольствие. На поводьях Сумрака были вышиты различные религиозные тексты золотой нитью, были мелкие флажки с гербом Франции и красно-желтым - семьи Амбуаз, а еще перья. Выехав на поле Жорж стал кружить по его краю, то переходя на галоп, то легким движением рук заставляя коня бежать рысью. Сумрак знал почти все фигуры, которые должен знать любой боевой конь. Он мог прыгать, подниматься на дыбы и даже защищать хозяина от врагов, своим телом, кружа вокруг него. Это лучшее божье создание и прекрасный, преданный. друг. Министру нравился шум в ушах, ощущение полной свободы от всех тревог и забот, в этот момент он был сам ветер, сливаясь с конем в беге одно целое.

Конь сильно соскучился по бегу и по своему седоку, потом резко и быстро скакал как мог, словно пытался наверстать упущенное. Жоржу было тяжеловато удерживать всю мощь лошади, которая его хоть и слушалась, но проявляла некую ретивость и спесь. Приходилось два раза останавливаться и шептать на ухо коню слова на османском языке. Если бы кто увидел со стороны то мог подумать, что архиепископ опытный колдун, способный утихомирить любую лошадь, но это слишком резко сказано. Он не очень умел обращаться с лошадьми и лишь с Сумраком у него получилась крепкая дружба. Остановившись с краю Амбуаз, удержав одной рукой поводья, собрался было рвануть на другую сторону поля, но заметил две пары глаз со стороны тропы, ведущей на поляну. Лукреция все же решилась выйти на конную прогулку со своей лошадью, чему министр был очень рад. Он хотел бы чтобы его видели в такие моменты, мысленно восхищались им. Жорж уже стал замечать за собой, что он, в глубине души, очень желает, чтобы Лукреция испытывала восторг при виде него. Она его испортит! Не зря говорят, что итальянки способны сбить с истинного пути любого мужчину своими женскими чарами, что в сердцах этих женщин горит дьявольский огонь. Заставив Сумрака развернутся и направится к сторону желанных гостей на их поляне, Жорж через минуту оказался рядом с девушкой.
- Размяться после такой утомительной езды совсем не грех - произнес он, скрывая улыбку и щуря лоб, потому что заходящее солнце светило ему прямо в глаза. Уже наступил август и палящий зной становился просто невыносим, зато вечером не было спасу от вездесущих комаров. Лукреция, спросив о состязании, только раззадорила Амбуаза еще больше, его тело и так горело после резвой скачки, а здесь еще и сердце застучало быстрее, потому что он любил соревнования. Он привык быть первым. Он выиграл в шахматы, обыграл Милан и папу римского, и сейчас он победит его внебрачную дочь, разобьет ее в пух и прах. Невозможно женщине властвовать над мужчиной. 
- Ставлю десять дукатов на то, что я одержу над вами победу, как Франция над Италией. - громко и резко крикнул Жорж, дергая поводья и ударяя пяткой по боку черного, словно самая глубокая ночь, коня. Фыркнув с каким-то демоническим звуком Сумрак, переступив с ноги на ногу, скакнул вперед и помчался вперед с такой скоростью, что позавидовала любая арабская лошадь. Несмотря на то, что Амбуаз пустил коня галопом немного позже, он быстро обогнал Лукрецию и на середине пути успел даже крикнуть ей - Как вам вид сзади?
На лице министра застыла довольная ухмылка, которая немедленно перешла в довольную улыбку. Конечно здесь условия были не совсем равны, прежде всего в видах лошадей, но что поделать, Лукреция сама предложила и теперь проиграла, наверное заранее зная об этом. Достигнув края луга Жорж остановился и неспешно перешел на шаг. Сердце громко стучало в ушах, пульс бился в горле и он даже немного устал с непривычки, а бока коня то опускались, то поднимались. Министр остановил коня совсем, затем сам спешился, оказавшись ногами в траве по щиколотку. Пахло здесь запахом цветов, травы и немного сыростью. Неподалеку действительно тек небольшой ручеек и было слышно его журчание.
- Вы мне должны один золотой дукат. - обратился к Лукреции архиепископ, с лица которого так и не спала улыбка. Подняв руку он притронулся к морде коня и стал гладить его по черной, мягкой, словно бархат, шерсти. - Садись, садись
Сумрак, потоптавшись и махнув хвостом, прижал передние ноги под себя, затем задние и лениво завалился в траву, подставив благостной тени свое накормленное пузо. Отпустив поводья коня Жорж без страха уселся тому на бок, прижав стопы в землю и вытянув собственные ноги. Редко удавалось просто отдохнуть, не думая о том, что ты министр и вообще важный для государства человек.
- Я куплю на этот дукат по дороге домой пятьдесят килограммов мяса и нам его с вами повара будут готовить до самой Франции. - на полном серьезе сказал Амбуаз, даже по глазам было непонятно шутит он или действительно так сделает. Если подумать, то приданное Лукреции было достойно герцога или даже принца, например, неаполитанского. Но всей династии скоро придет конец и не было толку главе дома Борджиа отдавать свою единственную дочь в руки смертникам.
- Когда весь двор узнает о том, что сделал ваш отец, то нам с вами придется несладко. - тяжело вздохнул Жорж, отведя глаза. Он наклонился, оторвав былинку травы и зажал ее между зубами. Наконец-то он избавился от пажей и никого кроме Лукреции вокруг не наблюдалось. Иногда ему надоедало лишнее внимание, но в условиях двора это было просто невозможно, разве только в кабинете или в собственных покоях.
- Скажите, Лукреция, есть ли у нас шансы завтра утром договорится с графом Пезаро полюбовно? - министр согнулся немного и стал отряхивать свое облачение от былинок и налетевшей пыли. - У меня нет откровенного желания вступать в вооруженное столкновение и рисковать своими людьми, ведь мне с ними еще ехать до Милана, а там до границ Франции и до самого Амбуаза. Но и отпускать такую дерзость из вида я тоже не смею. Может быть вы можете дать совет, ведь вы прожили некоторое время в этих местах. Вы знаете привычки лорда Сфорца, возможно есть дни, когда он покидает свой замок?

- Вам не стоит опасаться мести лорда Сфорца, я не буду вами рисковать. - честно признался Жорж, отряхивая ладони от пыли, налипшей с его облачения - Тем более у нас с вами прекрасная охрана
Здесь он намекал на то, что пятьдесят солдат достаточно чтобы защитить двух человек. Вряд ли у Джованни слишком много людей находится в самом замке, скорей всего большая часть рассеяна по его землям, как патрули конные и пешие. Придется оставить здесь большую часть сопровождения, потому что такую кучу народа, повозок, сразу же раскроют и весь план провалится мгновенно. Надо действовать аккуратнее и как-то выманить Сфорца за стены замка. Лукрецию было как-то по-своему жалко. Бедная девочка столько перетерпела ради прихоти своего отца, который думал, что армия графа Пезаро защитит его земли от вторжения французской армии под предводительством короля Карла. Жорж точно для себя решил, что не будет делать ничего такого, чтобы она не хотела сама. Он никогда не поднимет на нее руку, постарается больше не упоминать ее происхождение, оскорблять или унижать. Пусть живет при королевском дворе словно заморская принцесса. Амбуаз не позволит и другим причинять Лукреции страдания, а кто посмеет, тот сразу же и пожалеет, так как руки первого министра дотянутся до любого уголка Франции.
- Мне очень жаль, что вы столько пережили с тем, с кем вас связывали брачные узы. - спокойно отозвался архиепископ поднимаясь на ноги. - Наверное это все же хорошо, что они так и остались призрачными. Будь это не так то у вас не было бы такого, как сейчас, шанса начать новую жизнь.
Разведенную мог бы взять любой граф Италии, но не француз, они слишком щепетильные в этом плане, если только не найдут выгоду для себя в этом. Жорж бы не взял даже за алый пурпур, хотя Лукреция ему все больше и больше нравилась как собеседница. Встретив ее на пороге резиденции он был другого мнения о ней. На самом деле слухи оказались и правда только слухами, чужой ложью, враньем обиженного мужчины. С другой стороны легче распустить, словно базарная торговка мерзкие сплетни, чем признать себя импотентом. Лукреция сообщила о привычке лорда Сфорца охотится по утрам и Жорж мгновенно встрепенулся. Сложив руки на груди он внимательно посмотрел на девушку, как не удивительно, он ей верит, потому что она ненавидит своего прошлого мужа и будет рада ему отомстить.
- Это меняет дело, Лукреция, значит завтра утром я отправлю отряд на разведку, нужно поймать графа до того как он вернется в замок. Это его дом и его крепость, даже зная входы и ловушки моим людям там придется не сладко. Я думаю Джованни не возьмет с собой много стражи и, если повезет, его доставят на место переговоров. Завтра выберем где нам расположится, а сейчас.. - министр повел головой и принюхался, в воздухе пахло жаренным мясом и дымом - Мы должны вернутся в лагерь. Я хочу есть - произнес последнюю фразу Жорж улыбнулся, не сводя взгляда с Лукреции. Поле было длинное, широкое и идти пешком обратно было бы слишком долго. Вовремя быстрой скачки Амбуаз как-то не подумал о расстоянии, оно казалось ему коротким в то время. С тоской поглядев на другой край поля он тяжело вздохнул. На лошадь без чужой помощи он не заберется, точнее он это сделать сможет, но так неловко, что лучше этого не показывать даме. Жорж забирался в седло при помощи пажей, но их рядом не было сейчас. Один из них всегда подставлял свои ладони под его ногу. Лукреция? Она подтолкнет его в седло сзади? Но кто поможет забраться ей? Придется задействовать запасной план. Подумав немного Амбуаз подошел поближе к белой лошади по кличке Лилия, протянул ей ладонь и дал себя обнюхать, после чего погладил по голове и ухватил за край уздечки. Возможно трюк, который он проделывал с Сумраком, сработает и с этой лошадью.
- Садись, красавица, садись - мягко и однотонно потребовал церковник.
Какое-то время кобыла подозрительно и недоверчиво косилась на него, а затем медленно и нехотя опустилась на передние ноги, затем подогнула и задние, после чего улеглась, подставив спину.
- Можете забираться, Лукреция. Когда сядете в седло, то ухватите поводья и слегка похлопайте лошадь по шее. Только не забудьте крепко удержаться.
Сам Жорж отошел от лошади и подошел к своему коню, чтобы забрался ему на спину. Слегка постучав по загривку ладонью министр поспешно схватил поводья. Сумрак, фыркнув, оторвал свое тело от земли и лениво поднялся на четыре конечности, разогнав хвостом какую-то мошкару. Не дожидаясь Лукреции мужчина рванул верхом на коне вперед, подняв из под его копыт мелкую пыль. Уже оказавшись вначале тропы всадник с лошадью перешли на спокойный шаг и вскоре скрылись в кустах между деревьями.
На поляне уже расположились палатки солдат, слуг, поваров и другого сопровождения. Для Жоржа и Лукреции приготовили отдельный от всех стол, прямо под раскидистым деревом, около их кареты. Стол был накрыт скатертью, а поверх уже расставлены блюда с мясом и овощами, салаты, красное вино и фрукты, а так же сладкий пирог с черешней. Это было лучшее, что можно себе приставить. Утром архиепископ съел только кусок хлеба и запил его вином, потому что всю дорогу укачивало. Теперь же вечером он мог себе позволить плотный ужин, потому что до утра он будет спать в спокойной обстановке. Приказав покормить лошадь и дать воды Жорж оставил Сумрака с конюхом, а сам направился к столу. В желудке словно поселился целый выводок ежей. При виде такого стола министр мысленно исходил слюной. Паж преподнес своему господину блюдечко с водой, Жорж снял перчатки и отдал их, затем стал мыть руки в воде тщательно промывая пальцы. Лицо он ладонями промыл уже в другой тарелке, которую ему подал второй юноша из его свиты. После всех процедур Амбуаз уселся за стол, ожидая когда Лукреция сядет напротив него.
- Почему вы взяли именно ту девушку, как вы назвали ее, кажется, Летицию, из всех предоставленных на той площади? - подал голос Жорж, беря в одну руку вилку, во вторую столовый нож. Снова этот официальный тон и показная холодность. Теплое, которое было в голосе министра на том поле, мгновенно рассеялось.

Когда Лукреция ответила на вопрос о своей новой содержанке, Жорж только кивнул, потому что уже принялся есть и не решился отвечать за столом с набитым ртом. Это было бы неудобно и совсем неприлично. Если польется соус с губ будет еще и смешно вдобавок. Амбуаз всегда соблюдал столовый этикет и не любил оказываться в неловких ситуациях. Опустив глаза мужчина спокойно слушал свою собеседницу, давая ей возможность выговорится. Примерно об этом он и подумал. Банальная человеческая жалость. По этой же причине можно было забрать сразу всех девушек, почему бы и нет, но такого количества невольниц Жоржу не было нужно. Если бы Лукреция захотела не одну, а несколько, он бы ей не позволил этого сделать. Одна, две, три, да какая разница. Этих рабынь привозят каждый месяц во Флоренцию из Венеции, всех спасти не хватит состояния. Тем более они все чужестранки, большинство даже не знают обычных манер, они дикие и невоспитанные особы, а их страны достойны лишь завоевания. Жаль, что французских средств хватит только на удержание Милана и на захват Неаполя, а то аппетиты у министра, скажем так, в плане расширения границ Франции, совсем неумеренные. Но как умный политик и дипломат он понимает, что можно и надорваться, лучше не рисковать в таком случае. Если через три-четыре года после получения королевства Неаполитанского Франция восстановит свои денежные ресурсы и ничего не произойдет, то вполне можно поглядеть в сторону соседей, на их территорию алчным взглядом. Даже за ужином Жорж не мог не думать о политике, хотя напротив него сидела Лукреция Борджиа, одна из самых красивых женщин Италии, которая теперь и принадлежала министру. Вот что с ней делать он особо и не представлял. Она действительно очаровательная, умная и добрая, если, конечно, не старается быть таковой. Амбуаз, научившиеся разбираться в людях за столько лет, не ощущал никакой враждебности или лжи от девушки, в чем не мог ошибиться, потому рядом с ней расслаблялся. Возможно она сможет стать ему хорошей женой, ведь она обещала, а слова сказанные ей в тот раз шли от чистого сердца. Ну ладно, еще будет время проверить действительно ли чутье у архиепископа такое или он уже стареет, теряя сноровку. Закончив с ужином Жорж ощутил некую слабость и желание прилечь. Конная прогулка на природе хорошо расслабила его. Встав из-за стола Амбуаз сообщил Лукреции, что он немного отдохнет и отправился в сторону кареты. Остановившись на пороге министр опять с помощью пажей снял сапоги из крашеной фиолетовой кожи, забрался внутрь, и прилег, не раздеваясь, прямо поверх покрывала, накинутого на одеяло. Посреди сна Жорж слышал как Лукреция тоже вошла внутрь кареты и, позанимавшись какими-то своими делами, улеглась напротив. В карете стало тихо, лишь шелест деревьев слышался прямо над деревянным потолком. Амбуаз, перевернувшись со спины на бок, уткнулся лбом в стенку и сразу же уснул, прижав чашечки колен туда же. Эта привычка спать на боку появилась у него с самого детства. Уже был глубокий вечер. Жорж неожиданно вскочил на кровати и уставился в полу-тьму. Внутри кареты было темно, потому что вход в нее был завешен плотной тканью, а единственное окно с другой стороны закрыто на защелку. Вовремя езды ее открывали, чтобы поступал свежий воздух, да и смотреть на дорогу можно было. Под задней частью тела первого министра находился матрас, простынь и одеяло, а поверх еще и покрывало из бархата синего цвета с золотыми лилиями. Коснувшись своих ног Жорж потер их через сиренево-фиолетовый подрясник с золотыми пуговицами и зевнул. Снаружи пахло костром и слышались голоса его людей. Ничего необычного. Правда Амбуаз ощутил, что не хочет больше спать. Сон ни в какую не шел. Поглядев налево Жорж заметил силуэт в темноте на соседней кровати-сиденье, после чего тихо поднялся и вышел, подобрав рукой в сторону занавеску. Пусть Лукреция спит, может она умаялась за целый день, а Амбуаз отправится посидеть около костра со своими гвардейцами. Может быть чего интересное и услышит от них. Через некоторое время Жорж сидел около костра на двух широких шкурах с одной стороны, а по другую сторону огня - трое гвардейцев из его личной свиты охраны. Обычно их было восемь, но еще пятеро легли отдыхать в палатке.
- и вот мы заперлись в этой самой заброшенной церкви, пытаясь укрыться от непогоды снаружи. Дождь застал нас в лесу.. - министр рассказывал один случай из своей жизни, который действительно произошел с ним. Тем более ранее солдаты тоже рассказали несколько историй, правда их не слышал разве только ленивый.  Жорж замолчал, когда увидел Лукрецию, после чего потеснился и уступил ей место рядом с собой. Не садится же ей рядом с солдатней, а затем архиепископ вновь вернулся к своему рассказу.
- Я думал, что дойду со своим приятелем от Норбонны до соседнего города, но нам пришлось остановится в лесу, в заброшенной церкви. - Жорж, прижавшись краем плеча к Лукреции, решил рассказать заново, потому что девушка могла и не услышать начала. - В Руане случаются дождливые дни. Так вот, мы, с Пьером, так звали мальчишку, который учился со мной, забежали в лесную церковь. Мы заперлись в ней и решили обождать, когда закончится ливень. Но он все шел и шел, пока не наступил глубокий вечер. Вместе с Пьером нам пришлось заночевать в церкви. Мы развели костер, пытаясь согреться, но чуть позже я понял, что мы лучше бы так не делали.
Жорж зловеще замолчал, взял длинную палку и стал тыкать ей в костер, чтобы он разгорелся получше.
- Разморенные теплом костра мы уснули через некоторое время. Он уже догорел и от него остались только угли. Неожиданно кто-то поскребся в дверь сначала один раз, затем второй и третий. Мы услышали этот звук и очнулись. Сначала я подумал, что это была лишь ветка или обычный ветер, но в церкви жутко запахло мокрой шерстью и тяжелым ароматом крови. К этому аромату прибавлялся стойкий запах разложения, словно живое существо умерло как неделю назад. Шарканье с другой стороны двери стихло, но затем кто-то стал ударять в нее с такой силой, словно это был настоящий таран. После этого завоняло еще сильнее. Мы с Пьером забежали от страха на верхний ярус церкви и спрятались наверху. Нечто снаружи билось в дверь пока не полетели щепки и не образовалась небольшая дыра. Я сначала не понял что это лезет в нее, но затем увидел, что это был огромный вепрь, больше человеческого роста. Оставляя на досках свою кровь, кожу и шерсть, он пролез внутрь. Его глаза, заплывшие кровью и гноем, горели ненавистью и жаждой человеческой плоти. Его бок был почти оголен до костей, а между ног мотались кишки из разорванной брюшины, откуда текла желтая слизь. Правда это нисколько не мешало этому существу, оно с непонятной нам яростью рвалось внутрь. Оказавшись в церкви вепрь стал нюхать воздух, он словно уже знал где мы. Он завизжал, зарычал протяжно, поглядев на нас снизу вверх. В его глазницах копошились белые черви, на нас словно глядел сам дьявол. Оставляя за собой дорожки крови это существо стало ходить по церкви пытаясь найти дорогу к нам. Это ему не удалось, тогда он полез в кучу строительного мусора в углу и стал там рыться. Найдя там полу-разложившуюся кошку, он вытащил ее оттуда и прямо на наших глазах принялся жевать мертвую плоть довольно пуская слюни. До самого утра вепрь сторожил нас, пока не наступил рассвет. Эта тварь ушла через тот же пролом, через какой зашла ночью и растворилась в густом лесу.
На самом деле вепрь был, но он был просто серьезно ранен охотниками и потому, унюхав людей, потерял весь страх и хотел отомстить за ту боль, что ему причинили. Жорж немного приукрасил свою историю, совсем чуть-чуть. 
- Как только оно ушло, мы сразу же бежали из церкви куда глаза глядят и по ошибке набрели на деревню. Уже там нам рассказали, что некогда в том лесу, где мы вынуждены были скрываться, существовало древнее капище, на котором приносили жертвы. Ночь, когда все мертвые поднимались из могил называлась "ночью костей". Недавно умершие животные вставали из земли заполоняли лес, испуская свой смрад вокруг. Лишь по утру они возвращались на свои места, чтобы навсегда упокоиться. Горе тому путнику, что оказывался в ту ночь в лесу. Любой зверь мог растерзать его и вдоволь наесться человеческой плотью.
Жорж закончил и отложил в сторону палку, кончик который слегка обгорел. Чего боятся когда солдат столько вокруг, хотя с другой стороны министр помнил ту самую ночь, которая застала его в лесу. Он не верил в легенды, но тогда был очень напуган, да и лет ему было всего то тринадцать от силы. Сама легенда о "ночи костей" существовала на самом деле.

Жоржу было невыносимо приятно, когда он стал замечать на лицах людей напротив себя суеверный ужас. Лукреция рядом с ним вообще тряслась, видимо от страха, что он чувствовал своим плечом. Министр был доволен таким поворотом. Он испугал своим рассказом даже солдат, хоть и не всех. Люди слишком суеверный народ и часто они даже не хотят прислушиваться к доводам своего разума. Костер постепенно догорел, вместо него остались только, ярко-горящие алым, угли. Амбуаз мог бы рассказать еще несколько историй, легенд, которые он вычитал в своей руанской библиотеке, но было уже поздно, да и он сильно устал. После дневной безумной скачки в карете хотелось прилечь в постель. Даже пару часов сна до этого не дали никакого результата. Распрощавшись с гвардейцами Жорж, в компании Лукреции, направился в карету. Там они стали ложится отдыхать. Архиепископ снял сутану, остался в длинной камизе до пят и фиолетовых шоссах, после чего лег, забравшись ногами под одеяло. Лукреция тоже ложилась рядом, в темноте было сложно разобрать ее силуэт, а затем стало тихо. Жорж мысленно прочитал молитву, а затем закрыв глаза попытался уснуть. Сон сначала не шел. Министр смотрел в потолок и думал, тревожные размышления о завтрашнем дне не давали ему уснуть. Впрочем, через какое-то время он смог задремать. Перевернувшись на бок Амбуаз прижался лбом к стене кареты и тяжело вздохнул. Ему ничего не снилось, кроме темноты. Он крепко уснул, даже ничего не почувствовав. Неожиданно стало жарко, душно, что-то мягкое легло рядом и слегка сдвинуло его еще ближе к стене. Через мгновение Жорж почувствовал пальцы на своих плечах и дернувшись от страха, едва не сбросил Лукрецию с постели. Он подумал, что его хотят убить, уже заносят кинжал над его грудью. Около носа прям пахло травой и цветами, так обычно пахли только женщины. В растерянности похлопав глазами министр уставился на Лукрецию, нагло забравшуюся в его кровать. Что ей нужно? Он, конечно, слышал о итальянских женщинах и их темпераментности, но ему это все стало казаться слишком непристойным. Жорж не хотел бы чтобы его личное пространство так нагло нарушали, тем более женщина. Она прикасалась к его плечам и ее тело было рядом с его, слишком близко, чтобы такое могла позволить церковь вообще. Министр ощутил непонятное волнение, сердце застучало быстрее, а щеки загорелись от стыда. С другой стороны он почувствовал желание защитить девушку, часть слов которой не успевал уловить спросонок. Какой еще вепрь? Что за чушь? возмущенно подумал про себя Жорж. Неужели он слишком рано подумал о приличности Лукреции и ошибся в ней. Хотя она молода, красивая, на нее могла повлиять природа вокруг, некоторые лекари говорили, что иногда женщины могут сходить с ума, если не выходят замуж слишком рано. От Лукреции стало слишком жарко. 
- Вы что?! - выдохнул растерянно Амбуаз - Слезьте сейчас же!
Вдруг он замер, резко притянул к себе Лукрецию сам и застыл в одной позе, обняв ее за талию. Глаза министра расширились от настоящего испуга. Снаружи что-то действительно скреблось. Звук был такой неприятный, скажем так, мерзкий, жуткий, с легким постукиванием. Жорж вспомнил тот самый случай, когда дикое животное ворвалось в церковь, прежде пытаясь проникнуть в дверь, то самое, раненное охотниками. Богатое воображение Амбуаза рисовало картины одну страшнее другой. Он четко видел как вокруг кареты ходил вепрь, оставляя кровавые следы на траве. Почему тогда никто не слышал криков? Неужели это кошмарное создание бесшумно убило всех? Там же караулы вокруг расставлены, на поляне и вокруг, чтобы никто из врагов не проник. Архиепископ забыл даже как дышать, только одними губами молился. Вдруг разум светского человека, человека науки и политики, взял вверх над мышлением первого Адама, верящего во все сверхъестественное. Жорж потянулся под подушку и достал оттуда стилет, украшенный драгоценными камнями. Аккуратно отцепив от себя Лукрецию министр полез наружу. Оттянув в сторону занавеску он выглянул на улицу и ничего подозрительного не обнаружил. Все равно звук не переставая тревожил его слух. Выбравшись на поляну архиепископ прошелся ногами в шоссах по мягкой траве, обошел вокруг карету и с облегчением вздохнул. Кто бы мог подумать! Ветка!. Пришлось подойти поближе и сломать ее, чтобы она больше не билась от ветра о край кареты. На всякий случай Жорж осмотрел карету, чтобы больше ничего не тревожило его сон.
- Ложитесь спать, Лукреция, Его Преосвященство разогнал всех монстров. - брякнул он и тяжело завалился в свою постель, перевернувшись на живот и подложив ладони под подушку. Будем надеяться, что таким ответом девушка будет удовлетворена и больше не полезет в чужую кровать, которая, пока что, не общая.
Рано утром Жорж очнулся от сна первым. Ночь выдалась тревожной и какой-то сумбурной, потому он чувствовал себя хоть и отдохнувшим, но разбитым, потому настроение у министра было не ахти какое. Он наорал на пажа, который случайно брызнул каплями воды из тарелки на его сапоги, пока в ней Амбуаз мыл руки, затем на симпатичную повариху, которая, по его мнению, пересолила всю еду. Только усевшись завтракать, Жорж притих и стал более спокойным. Ему не хотелось никуда ехать, неожиданно появилось желание вернутся во Францию, в Руан, где сейчас шел дождь. Архиепископ устал от итальянской жары. Он послал разведку на земли Пезаро и стал ждать, потребовав поймать графа и доставить его сюда, даже если придется перебить все его сопровождение. По взгляду Амбуза стало понятно, что ничего хорошего от него не стоит ждать. Он только сейчас понял, что прибыл сюда, проделал столько пути и потратил время, он, министр Франции, ради какого-то итальянского графа, чтобы показать тому, что измена карается в любой стране. Жорж взял яблоко и стал его чистить ножом от кожуры. Очистив одно он отдал яблоко Лукреции, затем принялся за второе, для себя.

- Ничего страшного не случилось, Лукреция, не стоит так переживать - спокойным голосом отозвался Жорж, продолжая как ни в чем не бывало чистить острым ножом зеленое яблоко, которое, кстати, хоть и казалось не спелым, было очень сладким и сочным на вкус. Министр обожал яблоки и хотел бы их есть десятками, но много на самом деле не мог, потому что если переборщить с ними, то у него начиналось невообразимое жжение в желудке. Помолчав немного Амбуаз произнес, посмотрев на девушку. - Это мне не стоило рассказывать такую неприятную историю вам.
Женщины намного пугливее мужчин и часто принимают обычные рассказы слишком близко к сердцу, вот и Лукреция оказалась слабенькой к таким историям. Хотя Жоржа больше бы насторожило если бы она наоборот оказалась невосприимчива. Он никогда не питал к сильным женщинам особой любви, как и большинство мужчин. Ему нравились слабые, беззащитные, для которых он мог бы стать хорошим щитом от всех опасностей. С удивлением министр заметил, что мысли у него появились в голове именно об этом. Да, папской дочери придется нелегко при французском дворе, эти разряженные "курицы" в платьях просто заклюют ее, словно малого птенца. Жорж не представлял, чем он может помочь Лукреции в этом деле. Он особо никогда не интересовался разборками внутри двора, потому что у него были и другие дела кроме того, чтобы наблюдать за чужими интригами. Пока это не касается государственной безопасности и политики, конечно. Очистив себе яблоко Амбуаз сочно захрустел им, откусив несколько кусочков и принявшись их жевать. Лекари говорили, что шкурка от яблок полезна для организма, но она же и собирает в себя пыль, грязь и...яд. Жорж не очень любил ее есть, лишь изредка жевал перед сном, потому что кожица яблока прекрасно очищала его зубы, а о них он тщательно заботился. В тот самый момент когда от яблока уже ничего не осталось, а министр освежился его соком, как на горизонте появились всадники. Они выбрались на поляну. Сначала ничего не было понятно, кто или что было в самой средине, но потом стало ясно, поверх лошади лежал какой-то мужчина. Жорж никогда его не видел в глаза, только слышал о нем. Не очень красив, но и не уродлив, ничего примечательного в этом человеке и не было, в огромной городской толпе и не заметишь. Едва скрыв свою видимую радость тому, что план удался, архиепископ придвинулся поближе к столу и стал вытирать губы белым платком, только кивнув пару раз на заявление капитана гвардейцев. Славу Богу не пришлось рисковать своими людьми и никто не пострадал, разве только Джованни, совсем немного. Поднявшись на ноги Жорж махнул рукой и два статных солдата встали рядом со стулом Лукреции, по бокам от нее. Она не должна ничего бояться, этот червяк ничего не сделает ей, но раз она все равно его опасается, то пусть с ней будут кто из гвардии.
- Нужно было напялить ему на голову мешок - с ухмылкой на лице сказал Амбуаз, затем подошел поближе, чтобы внимательно рассмотреть графа. Этот человек пытался устроить бунт в Милане? Сразу и не поверишь. - Мы не на вашей земле, граф. Мы за ее пределами. Этот лес никому не принадлежит, даже вам, потому не стоит говорить, что мы вторглись к вам. Вас увезли с ваших земель.
Жоржу хотелось впечатать кулаком по этой гнусной морде, а еще лучше ногой в сапоге да так, чтобы остался пыльный след. Увидев как пезарец посмотрел на Лукрецию, министр ощутил колкое чувство ревности. Нет, это его женщина и смотреть никому так на нее не дозволяется. Стоило графу сказать о том, что она подстилка, как Амбуаз размахнулся и впечатал Джованни по лицу кулаком, рассек ему бровь своей печаткой, и тонкая струйка крови потекла по виску мужчины. Он дернулся, но того удерживали за плечи солдаты и не дали добраться до министра.
-  Будем считать, что за свои слова ты хорошенько ответил. Тогда приступим к делу. - Жорж наклонился вперед и обратился к графу. - Рим, Флоренция, Пезаро, Милан. Знаком последний город? Я уверен, что да. Твои люди там пытались зачинить бунт. Их изловили, а затем пытали, жестоко вырывали суставы, крошили зубы и резали на части. Под пытками они указали на тебя, Джованни Сфорца. Я не буду просить тебя в этом сознаться, потому что я и так знаю, что это твоих рук дело. Можешь ничего не говорить. Вы никогда не вернете свой Милан, теперь это французское герцогство. На первый раз все прощается, но второго шанса не будет. Ты можешь изменить свою судьбу. Твои земли останутся твоими, если ты будешь служить Франции, если нет, то скоро сюда придет армия и вся Италия будет скандировать не имена своих графов, а имя Борджиа, а Борджиа служить королю Людовику.
Жорж выпрямился, затем кивнул гвардейцам, они заранее договорились о том, что будет дальше. Трое солдат отошли к дальнему костру, что они там делали не было видно. Паж, стоящий неподалеку от министра подбежал к нему и протянул платок. Взяв его архиепископ стал вытирать печатку и пальцы от чужой крови, так хладнокровно, словно он бьет своих врагов с завидной регулярностью. Через пять минут гвардейцы вернулись к столу. Один из них нес в руке длинную стальную жердь, на ее конце дымилась небольшая французская лилия. Жорж решил, что хотел бы сделать графу клеймо на лбу, но потом передумал и решил сделать на плече. Джоанни будет скрывать ее, прятать от чужих глаз, но, каждый раз видя ее на своем теле, будет понимать, кому он принадлежит на самом деле. Сфорца открыл рот и стал говорить грубости, говорил о том, что он ничего не знает, но его глаза врали, а голос дрожал. При виде клейма он закричал, но солдаты держали его очень крепко за плечи. Министр с благостной улыбкой смотрел на то, как на коже графа проступает лилия, оставляя шрам, который никогда не убрать. Амбуаз сделал шаг вперед, наклонился к Сфорца. 
- Милан мой - громко заговорил Жорж - Он мой и Франции. А теперь ты собака, просто клейменная псина и рот твой должен открываться только тогда, когда тебе прикажет твой хозяин, либо тебе отрежут яйца, посмеешь еще раз поднять бунт в Милане, прикажу насадить твою голову на пику. Ты думаешь за тебя кто вступится, кроме твоей сестры Катарины? Я надеюсь, что папский сынок, твой заклятый враг Чезаре Борджиа, сумеет догадаться уничтожить Федерико, как я приказал совсем недавно задушить Людовико Моро в Лоше. Если ты прекратишь строить из себя героя то останки твоего родственника будут переправлены в Италию, если же нет, то мы скинем его в ближайший овраг в лесу. Я ценю верность, но не могу терпеть предателей. Верните его обратно в Пезаро, да выбросите его где-нибудь, а то воняет, паленой шерстью.
Поморщившись, архиепископ вернулся за стол и снова стал чистить яблоки, выбрав для себя еще два. Предстоит тяжелый путь обратно в Милан, а там во Францию. Вернувшись домой Жорж, разобравшись за месяц с делами, сбежит в Руан, к дождю и холоду.