Новая родина встретила Лукрецию не слишком дружелюбно - французские аристократы весьма гордились тем, что могли проследить свою родословную на несколько столетий назад, и не упускали возможности напомнить об этом юной итальянке. Лукреция воспринимала ситуацию стоически, помня о том, что пути назад нет - придворные просто не знали о том, что заложница уже вряд ли вернется домой, ведь Жорж слишком сильно хотел стать кардиналом. Иногда она утешала себя тем, что однажды увидит вытянувшиеся лица своих обидчиков, когда станет известно о том, что именно ей уготовано стать супругой первого министра, и тогда придворные аристократы будут больше озабочены не тем, чтобы придумать очередную колкость, а тем, как загладить свою вину, чтобы новоиспеченая леди Д’Амбуаз не нашептала своему мужу о том, что ей пришлось когда-то выслушать. Впрочем, о том, что Лукрецию и первого министра уже что-то связывает, слухи ходили уже давно - все началось с того, что Жорж лично дал указание обер-квартирмейстеру поселить гостью поближе к его личным покоям. Затем стало известно, что миледи Борджиа часто навещает Его Преосвященство, правда, все лишь в рабочем кабинете, но для многих аристократов и туда путь был закрыт, что только добавило новый повод для зависти. К едким остротам из-за просхождения добавились колкости еще и в связи с мнимой распущенностью, отчего Лукреции пришлось еще тяжелее. Разумеется, внешне она очень старалась не показывать то, насколько сильно задевает ее подобное отношение, но в душе очень переживала. Ко всему прочему она страдала от тоски по своей родине, скучала по отцу и братьям, и только Джулия скрашивала пребывание в этой холодной, чопорной Франции.
Со временем дела Лукреции несколько улучшились - среди придворных нашлись и те, кто не слишком обращал внимание на происхождение, и у общительной, веселой и энергичной итальянки начали появляться друзья, отчего она стала чувствовать себя более уверенно. Жорж, вероятно, хорошо зная о дворцовых нравах и отдавая себе отчет о том, что приходится испытывать Лукреции, также обращался с ней исключительно тепло - находил в своем напряженном графике время для нее, давал советы о том, с кем и как следует себя вести, дарил подарки и даже дважды спас от расправы, когда итальянка оказывалась под подозрением после отравления двух человек. В обоих случаях ее готовы были отправить на эшафот лишь потому, что молва приписывала итальянцам умение обращаться с ядами, и только вмешательство Жоржа избавило Лукрецию от этой участи - после расследования, проведенного с особой тщательностью по приказу первого министра, находился истинный виновник, и злые языки были вынуждены умолкнуть. И, наверное, не было ничего удивительного в том, что Лукреция со временем уверилась в том, что совершенно случайно стала настоящим баловнем судьбы - о таком супруге, как Жорж, можно было только мечтать, отчего ее отношение к мужчине было исключительно восторженным.
Стремясь стать частью его жизни, Лукреция не упускала возможности заглянуть к Жоржу в кабинет - сначала для этого приходилось каждый раз изобретать повод, но затем девушка решила немного схитрить. Они приехали во Францию осенью, и Лукреция, возвратившись после очередной прогулки по саду, принесла букет цветов, с которым тут же отправилась в кабинет Жоржа. Уже там, за привычным обменом любезностями, Лукреция потребовала принести вазу, потому что осенние астры были настолько прекрасны, что только кабинет первого министра был достоин подобного украшения. Архиепископ, не заметивший никакого подвоха, приказал принести вазу, куда Лукреция незамедлительно определила букет, а заодно и обеспечила себе повод прийти сюда на следующий день - за цветами ведь кто-то должен ухаживать, а те мальчишки, которые служили у Жоржа пажами, явно для этого не годились. Нехитрая женская уловка сработала, и Лукреция отныне получила возможность почти каждый день навещать Жоржа под вполне благовидным предлогом, а когда букетик завял, на его месте тут же появился новый. Со временем садовые клумбы опустели, но за это время Жорж уже настолько привык к ее посещениям, что искать другой повод не было необходимости - Лукреция уже совершенно свободно приходила, чтобы поговорить с ним, рассказать последние дворцовые сплетни, почитать министру, пока тот разбирал бумаги, или даже прогуляться.
И все же, несмотря на кажущееся благополучие, нападки на Лукрецию не прекращались, и хотя она пыталась не обращать внимание на это, все же ей было тяжело, и иногда привычная жизнерадостность сменялась печалью. В такие минуты Лукреция избегала показываться на глаза Жоржу, не желая раздражать его тоскливым видом, но министр оказался слишком проницательным, и однажды на целых два месяца увез Лукрецию в Руан. Эти два месяца она провела словно в раю - пусть она и ужасно соскучилась по Жоржу, зато все остальное привело Лукрецию в восторг. Во владениях архиепископа никто не осмеливался обижать миледи Борджиа, какого бы происхождения она не была, совсем наоборот, там ей был оказан просто королевский прием, а все слуги сбивались с ног, только бы угодить гостье. Впрочем, к их неописуемой радости Лукреция оказалась весьма не требовательной и не привередливой, ей очень понравилась простая, размеренная жизнь вдали от дворцовых интриг и склок, и она была очень благодарна Жоржу за этот отдых.
Правда, по возвращению в Блуа нападки на Лукрецию начались с удвоенной силой, словно придворные стремились наверстать упущенной, но после того, как шевалье д’Эон лишился всех пальцев на левой руке за то, что посмел прилюдно схватить Лукрецию за локоть, желающих поглумиться над происхождением девушки заметно поубавилось. Вот только Лукреция не слишком обрадовалась такому заступничеству - она была слишком напугана жестокостью Жоржа, отдавшему подобный приказ, хотя и не посмела сказать ему об этом, так как министр был слишком взвинчен в последнее время, и ей совершенно не хотелось злить его еще больше.
В череде всяких неприятностей было место и радостных событий, одним из которых стала поездка с Жоржем в Рим. Лукреция ничуть не обольщалась насчет цели этой поездки - Жоржа должны были посвятить в кардиналы, и она была очень ему благодарна за то, что он пригласил ее составить ему компанию. К счастью, на этот раз путешествие было недолгим, и Лукреция получила массу незабываемых впечатлений от морского путешествия - первый день она провела в своей каюте, страдая от морской болезни, на второй день она уже смогла выпить чашку бульона, а на третий день, окончательно освоившись, уже с неподдельным любопытством осматривала корабль. Знатную гостью сопровождал капитан, мгновенно попавший под очарование юной Лукреции, а потому безропотно позволивший ей постоять за штурвалом корабля и даже ненадолго одолживший ей свою треуголку. К вечеру уже вся команда восторгалась прелестной пассажиркой, которая блистала красноречием на ужине в кают-компании, где присутствовали все остальные пассажиры и офицеры корабля.
Возвращение в Рим произвело на Лукрецию двоякое впечатление - с одной стороны, она была очень рада вернуться на родину, пусть и всего на несколько дней, а с другой… Лукреция уже не чувствовала себя здесь своей. С того момента, как она покинула дом, прошел уже целый год, и пусть Лукреция так и не смогла полюбить Францию, она все же уже не принадлежала Италии. Ко всему прочему она очень боялась, что отец, пользуясь случаем, заговорит о том, чего именно хотел добиться, устраивая ее брак с Жоржем, и ей придется отказать ему, так как свой выбор между интересами отца и будущего супруга, Лукреция сделала уже очень давно. Но ее опасения не оправдались - понтифик больше был озабочен делами и возможностью с глазу на глаз поговорить с будущим зятем, а потому Лукреция почти его не видела. Это было, конечно, обидно, но умом девушка понимала, что так будет лучше. Когда пришло время прощаться, отец был подчеркнуто вежлив и благословил Лукрецию, чем окончательно ее разочаровал, и Рим она покидала с тяжелым сердцем. Вот только теперь ей не с кем было даже поговорить о своих переживаниях, ведь Джулия предпочла остаться в Риме.
Возвращение во Францию ознаменовалось новым витком слухов при дворе, когда выяснилось, что Жорж д’Амбуаз не только стал кардиналом, но и был освобожден от целибата. Эта новость произвела фурор, и Жорж попал под самое пристальное внимание всех дам, желавших найти хорошую партию своим дочерям, что не слишком обрадовало Лукрецию. Впрочем, всем матримониальным мечтам придворных леди, судя по всему, было суждено так и остаться мечтами, ведь почти сразу по приезду Жорж организовал семейный ужин в своем родовом поместье, чтобы познакомить семью с Лукрецией и сообщить новость о собственной свадьбе. Лукреция, которая почти год ждала этого момента и знала о том, что однажды он настанет, пришла в ужас - семья Жоржа была одной из самых родовитых, а потому там вряд ли обрадуются его выбору. Оставалось только гадать какой будет реакция родственников и какой эффект она произведет на Жоржа, который очень ценил свою семью, и эти мысли не давали покоя Лукреции все то время, пока она находилась в Шомоне. От грустных размышлений ее отвлекала маленькая Анна, буквально льнувшая к Лукреции, но чем ближе была назначенное время для ужина, тем все напряженнее становилась девушка. Что скажут родственники Жоржа, когда все узнают? Будут ли они отговаривать его? Что придется ей выслушать от родовитых аристократов, все заслуги которых подчас заключались лишь в том, что они родились в законном браке?
Ответы на все эти вопросы, мучившие ее несколько дней, начали поступать еще до начала ужина - хватило одной только невестки Жоржа, и хотя у Лукреции вертелся на языке колкий ответ, способный поставить эту гордячку на место, ей пришлось сдержаться. Если она хочет стать частью этой семьи, то нужно держать себя в руках, иначе Жорж может сделать выбор не в ее пользу. Именно опасаясь разозлить Жоржа, Лукреция молча выслушала слова женщины, которую супруг тут же увел в дом, и глядя им вслед девушка чувствовала, как глаза застилают слезы от обиды. К тому же именно сейчас Лукреция окончательно поняла, что этот ужин вряд ли будет милым и непринужденным, и ей очень захотелось сказаться больной и под этим благовидным предлогом попытаться сбежать отсюда, но к ней уже направлялся еще один родственник Жоржа. В отличие от первых двух, этот мужчина показался ей сначала довольно учтивым, но стоило только Лукреции получше его рассмотреть, как ее смутил его откровенно похотливый взгляд, брошенный сначала на нее, а потом на удаляющуюся Летицию. Лукреция попыталась убедить себя в том, что ей это показалось, но просьба мужчины представить его темнокожей девушке убедила ее обратном, а заодно и заставила закипеть от гнева. В этот момент невдалеке появился Жорж, и мужчина, перед тем, как уйти, сказал что-то совершенно непонятное, но при этом так неприятно щурился и ухмылялся, что Лукреция была уверена в том, что это наверняка что-то оскорбительное. Правда, Жорж ничего не слышал - ни грубость женщины, ни скабрезности мужчины, и потому предложил немного поиграть. Лукреция покорно взяла в руки свою досочку для игры, но все произошедшее настолько выбило ее из равновесия, что она вместо того, чтобы отправить мячик, поданный слугой, в полет, вскинула подбородок и хмуро посмотрела на Жоржа.
- У вас очень милое семейство, - начала она елейным тоном, хотя выглядела при этом Лукреция весьма недовольной. Впрочем, зная о том, с каким трепетом Жорж относится к своим родственникам, Лукреция понимала, что нужно быть осторожной, и все же не могла оставить подобные высказывания без внимания. В конце концов, сегодня она станет невестой Жоржа официально, и пусть это еще не полноценная семья, но все же он должен позаботиться и о ней тоже. - Супруга одного вашего брата весьма образованная леди, - продолжила Лукреция, добавив в свой тон капельку сарказма. - Увидев меня, она сказала, что здесь пахнет так же, как в римском борделе. Это просто потрясающе, я и подумать не могла, что французская леди может знать, какие запахи царят в подобных заведениях. Интересно, не правда ли? Я вот прожила в Риме почти всю жизнь, и ничего не знаю о подобных вещах… А ваш второй брат попросил меня представить его моей служанке! - не унималась Лукреция, продолжая посвящать Жоржа во всех события, что произошли с ней за время его недолгого отсутствия. - Я полагаю, что это для него вы покупали девушек во Флоренции. Неужели своих служанок ему не хватило? Надеюсь, вы не станете держать на меня обиду, если я ему откажу в этой просьбе? - тон Лукреции снова стал елейным, однако весь ее внешний вид явно намекал на то, что последний вопрос носил исключительно риторический характер, и даже если Жорж вдруг обидится, она все равно не отдаст Летицию этому мерзкому старику.

Стоило только Жоржу объяснить причину нападок своей родни, как Лукреция тут же нахмурилась - с одной стороны, она уже немного привыкла к этому, а с другой… Она так и не смогла до конца смириться с тем, что ее упрекают в том, что от нее никоим образом не зависело и что она при всем своем желании была просто не в силах изменить. Впрочем, хмурилась девушка ровно несколько мгновений - до тех пор, пока Жорж не заговорил о ее хитрости, удивительным образом сочетающейся с душевной чистотой, и способности обращать любую ситуацию в свою пользу. Подобные слова, прозвучавшие из уст человека, который добился при дворе поста первого министра и по части интриг и умению извлекать пользу из всего, что только могло произойти, явно превосходил всех остальных придворных вместе взятых, можно было расценивать как весьма лестный комплимент, и Лукреция именно так и поступила, отчего ее взгляд, обращенный на мужчину, немного потеплел, а гнев, вызванный общением с его родней, несколько поутих. К слову, Жорж помимо комплиментов дал ей очень ценный совет, и Лукреция, всегда внимательно прислушивавшаяся к его словам, приняла его к сведению. В самом деле, если она будет пытаться поставить каждого зарвавшегося аристократа на место, то семейный ужин превратится в одну большую ссору, а это явно не улучшит ее репутацию в глазах Жоржа…
Пока Лукреция раздумывала об этом, министр продолжал говорить, затем забрал у нее ракетку и взял за руку. Почувствовав его прикосновение, Лукреции стало немного сложно следить на сутью разговора, так как теперь ее внимание понемногу переключалось на тепло, исходящее от руки Жоржа, на то, как он прижимает ее ладонь к своей груди, а сам стоит так близко, что она оказывается окутана его неповторимым ароматом и вдыхает его, отчего немного голова идет кругом. Увлекшись, Лукреция едва не прослушала самое важное в его речи, когда Жорж совершенно недвусмысленно дал понять, что она принадлежит ему, и архиепископ никому не позволит ее обидеть. Никому, даже своей драгоценной родне. Лукреция, до сих пор уверенная в том, что именно братья и сестры для Жоржа имеют более важное значение, чем она, подняла удивленный и одновременно восхищенный взгляд на будущего супруга, который в этот момент коснулся губами ее указательного пальца. Это неожиданное проявление нежности и заботы удивило еще больше, а заодно и заставило Лукрецию окончательно забыть о своих обидах и проститься с неприятными ожиданиями от предстоящего ужина.
- Я буду счастлива познакомиться с Француазой, - пролепетала завороженная происходящим Лукреция, очень стараясь выглядеть невозмутимой, хотя ни о каком спокойствии не могло быть и речи, когда Жорж наклонился к ней еще ближе, а его теплое дыхание ласкает чувствительное ушко, отчего большая часть сказанного по-прежнему ускользала от ее внимания. Чем там занимается эта Француаза? Кажется , рисует... Или вышивает? А, впрочем, не важно…
К огромному сожалению Лукреции, министр спустя несколько мгновений отстранился, но она даже не успела толком прочувствовать досаду из-за этого, так как Жорж коснулся ее щеки, и девушке пришлось приложить усилия, чтобы не закрыть глаза от удовольствия и не прижаться к его пальцам, чтобы продлить это прикосновение хоть на миг. И хотя это тоже весьма отвлекало, все же на этот раз Лукреция было очень внимательна, и слова Жоржа о том, что мнение родных относительно его выбора невесты ничего не значит, не пропустила, совсем наоборот, эти фразы яркими вспышками отпечатались в памяти, и миледи Борджиа с трудом сдержала довольную улыбку, чувствуя, что уже победила в предстоящем словесном сражении с родственниками первого министра. Пусть говорят что угодно, а она все равно станет его женой, и они будут вынуждены смириться с этим и принять ее в семью. Пусть считают ее бастардом понтифика, а она все равно будет носить их фамилию. Пусть воротят от нее свои аристократические носы, а она все равно получит самую драгоценную жемчужину рода д’Амбуаз в лице Жоржа, который будет целовать ее пальчики. Повеселев от этих мыслей, Лукреция, не сводя восторженного взгляда с мужчины, который к тому же пообещал ей какой-то подарок, если она будет себя хорошо вести, с лукавой улыбкой произнесла:
- Можете уже готовить свой подарок, я не разочарую вас.
Лукреция обожала подарки, особенно те, которые являлись сюпризами, и, к чести Жоржа, он весьма часто баловал ее безо всякого повода. И если чем-то и можно было окочательно отвлечь ее от тревожных опасений из-за знакомства с его семьей, то немного нежности и обещание приятного сюрприза были идеальным способом, потому что теперь Лукреция больше интересовалась подарком, нежели тем, что скажут его родственники. Что же это будет? Дорогое украшение? Кольцо? Браслет? Нет, браслет уже был на этой неделе, значит, будет что-то другое, потому что Жорж не станет повторяться. Но что именно?
- Да, давайте, - согласилась она, позволяя Жоржу увести себя к столику, возле которого уже суетились молодые пажи, наполняя кубки. - За вас, мой господин! - Взяв кубок, произнесла Лукреция тост, находя особенное, ни с чем не сравнимое удовольствие в том, чтобы снова и снова почувствовать то, что она принадлежит только Жоржу.
Пригубив вино, Лукреция слегка призадумалась, вспоминая свою жизнь в Италии, словно все те события имели место не каких-то лет десять назад, а намного больше. За прошедший год с ней столько всего случилось, что иногда Лукреции на самом деле казалось, что с момента ее отъезда уже прошло очень много времени, хотя на деле это было, разумеется, не так.
- Когда я была маленькая, - начала она, - то была уверена, что Джорджо… - Тут она спохватилась о том, что Жорж, вероятно, вряд ли будет знать имя второго мужа ее матери, и пояснила: - Джоржо ди Кроче, второй муж моей матери. Так вот, я всегда думала, что именно он и есть мой настоящий отец, но когда мне было шесть лет, Джорджо и мой младший брат Октавиано умерли от туберкулеза, и я очень сильно оплакивала эту потерю, потому что любила их… А потом Чезаре сказал мне, что я убиваюсь по совершенно чужим людям, потому что мой настоящий отец - Родриго Борджиа, а Октавиано приходится мне братом только по матери. - Воспоминания о прошлом заставили Лукрецию немного помрачнеть, пусть уже и прошло десять лет с этой скорбной даты, она все еще не могла говорить об этом спокойно. - Но все равно… - упрямо произнесла она, словно все еще продолжала тот самый спор, который когда-то возник у нее со старшим братом. - Я любила Джорджо, он был очень добр ко мне, и любила Октавиано… И они не чужие мне, понимаете? - Она взглянула на архиепископа, будто искала у него поддержки и одобрения. - Джорджо был мне отцом, он заботился обо мне и братьях, любил нашу маму, и я до сих пор молюсь за него и Октавиано.
Ее откровенность, вероятно, произвела впечатление на Жоржа, и тот решил отплатить Лукреции той же монетой, приокрыв завесу тайны, скрывавшую его жизнь от посторонних глаз. Лукреция и сама уже заметила, как много времени проводит первый министр в своем рабочем кабинете, который, кажется, иногда не покидал его сутками напролет, а потому с теплотой в голосе произнесла:
- Я знаю, что это все неправда… - Помимо теплоты и сочувствия в ее голосе отчетливо слышалась еще и уверенность, и Лукрецию действительно никто и ничто не могло убедить в том, что Жорж - страшный человек. Хотя бы потому, что для нее не было никого более заботливого и доброго, чем он, хотя все же отрубленные пальцы шевалье д’Эона она еще долго будет помнить, как, впрочем, и лилию, выжженную на шее Джованни Сфорца. Но все же неблаговидные поступки попросту меркли на фоне того, что именно Жорж поддерживал ее, не осуждал из-за развода и оберегал от нападок при дворе, когда события принимали уж слишком серьезный оборот. А еще дарил ей подарки и уделял внимание, причем делал это совершенно бескорыстно и ничего не требовал взамен. - Вам нужно больше отдыхать, - заботливо добавила Лукреция, после чего, слегка зардевшись и бросив лукавый взгляд на будущего супруга, добавила: - В будущем я намерена лично позаботиться о том, чтобы вы не ночевали в рабочем кабинете, хорошо спали и имели возможность отвлечься от дел.
С ее стороны подобные речи были весьма смелым шагом, однако, их свадьба - уже дело решенное, и Лукреция решила, что пора бы уже заявить о своих намерениях не просто войти в жизнь Жоржа, а слегка изменить ее, чтобы подвинуть в сторону и политику, и церковь. Все еще улыбаясь, Лукреция слегка склонила голову на бок и, приняв совершенно невинный вид, произнесла:
- Надеюсь, вы не будете против?